How I love — out of harm’s way. . .

How I love — out of harm’s way.
How I love — at the margins of the law —
silence wrapped in furs, bedecked in bells,
dusty bellows of accordion.

Christmas time in a godforsaken desert,
some deserted snow covers the sand.
Orange shivers in its foxy pelt,
juicy grapes are rolling down the canvas.

Sadness withers, then it blooms again
as the berry of resentment ripens.
I’m in love, but Moscow is behind me,
tucked in tight into shahid’s bomb belt.

Warsaw and Berlin are still before us.
Eunuchs and barbarians and goners
and a wedge of cranes that sadly clangs
in the delicate rice paper skies.

We’re alone, and we are down by law,
smeared with blood, with guilt and fear.
We emerged from a great war.
Nothing small can make us disappear.


Translated from the Russian by
Oksana Maksymchuk and Max Rosochinsky

Я люблю – подальше от греха. . .

Я люблю – подальше от греха,
я люблю – поближе вне закона;
тишина укуталась в меха –
в пыльные меха аккордеона.

За окном – рождественский хамсин:
снег пустыни, гиблый снег пустыни,
в лисьих шкурках мерзнет апельсин,
виноград сбегает по холстине.

То увянет, то растет тоска,
дозревает ягода-обида,
я люблю, но позади – Москва,
засыпает в поясе шахида.

Впереди – Варшава и Берлин,
варвары, скопцы и доходяги,
и курлычет журавлиный клин
в небесах из рисовой бумаги.

Мы – одни, и мы – запрещены,
смазанные кровью и виною,
все мы вышли – из одной войны,
и уйдем с последнею войною.

август 2013